На долю секунды ей почудилась вспышка удивления в прекрасных карих глазах Яна, но потом они наполнились настороженностью и сарказмом, и герцог медленно пошел к ней.
— Виола Беннингтон-Джонс, теперь прелестная леди Чешир, как вы изменились, — пророкотал он. — От сельской простушки до изящной, искушенной вдовы; от сестры преступниц до дерзкой хранительницы их секретов. Надо же, после стольких лет увидеть вас, такую разодетую и такую… царственную, в собственном доме.
Сцепив перед собой затянутые в перчатки руки, Виола сглотнула и подняла подбородок, надеясь скрыть за напускной храбростью тот факт, что от слов герцога ее бросило в дрожь.
— Боже мой, сегодня вы прямо-таки сыплете комплиментами. И занимательными фактами.
Ян, ухмыляясь, приблизился к ней, прекрасно видя, как она напугана и не уверена в себе.
— Всего лишь наблюдения, милая.
Виола заморгала, ошеломленная интимностью, сквозившей в его саркастических словах и манере, и попятилась от него.
— Чего вы от меня хотите? — прошептала она.
Герцог остановился перед ней, улыбка сползла с его лица, а темный, холодный взгляд забегал по ее лицу.
— Я хочу того, чего захотел бы от вас любой мужчина в моем положении.
Ужас пронзил Виолу, но она заставила себя успокоиться, и в глазах ее сверкнул огонек упрямства.
— И которое из положений вы сегодня занимаете, ваша светлость? Герцога Чэтвина, которому хочется побеседовать за ужином с автором своего портрета? Или вы просто раненая душа, которая живет одной лишь местью?
Герцог склонил голову чуть набок и смерил Виолу пристальным взглядом.
— Если бы я хотел только мести, то пришел бы за вами давным-давно. И вы бы здесь не стояли.
У Виолы были сомнения на этот счет, ибо она подозревала, что Ян не знал о ее местонахождении, пока не нанял мистера Кафферти. Но в данный момент подобные рассуждения с ее стороны были неуместны.
— Почему вы не признались, что помните меня, на вечеринке у леди Изабеллы? Вы наверняка знали, что я не поверю, будто вы меня забыли.
— Тем не менее, моя уклончивость сработала, не так ли? — парировал герцог. — Мне нужно было всего лишь посеять зёрно сомнения.
Виола покачала головой и нахмурилась.
— Зачем вам это? Почему было не объявить во всеуслышание, кто я такая, и не устроить скандал тем же вечером? — Прежде чем герцог успел ответить, ей в голову пришла неожиданная мысль. — Разве только… вам неприятно говорить о своем плене на людях.
На скулах Яна заиграли желваки, но взгляда он не отвел.
— Я не считаю, что быть жертвой постыдно, сударыня, — ледяным тоном возразил он. — Нет, моим намерением было разжечь в вас любопытство и запутать вас, чтобы вы не сбежали из города, пока ваши страхи не подтвердятся.
И она поступила в точности, как он предполагал. Вероятно, она бы уехала этой ночью, если бы Ян действовал прямолинейно. Но своими хитрыми уловками он заставил ее сильнее прежнего запутаться в паутине, и теперь уехать будет тяжелее, проблематичнее. Виола видела этому лишь одно объяснение — он хочет растянуть удовольствие и погубить ее медленно.
О да. Ян тщательно продумывал каждый ход, хотя характер его интриг по-прежнему оставался для Виолы загадкой.
— Так почему именно сегодня? Почему я здесь? — спросила Виола, не отступая перед властным герцогом. — Не верится, что вы просто хотите поболтать об уроне, который нанесла вам моя семья, за ужином и бутылкой хорошего вина.
На долгий миг Ян замер и только смотрел в глаза Виоле, сомкнув челюсти и всем своим телом излучая напряжение, будто тигр перед прыжком. Потом, без тени приличия, перевел взгляд на ее груди, оголенные глубоким вырезом платья и приподнятые туго затянутым корсетом. От жара, который внезапно ощутила в нем Виола, она едва не потеряла сознание. Повинуясь инстинкту, она подняла руку и прикрыла грудь.
Ян усмехнулся ее тщетной попытке соблюсти приличия, потом отвернулся и подошел к окну. Сунув руки в карманы вечернего сюртука, он всмотрелся в надвигающиеся темно-зеленые сумерки. Виола молча наблюдала за ним, не в силах пошевелиться, едва дыша.
— Я нахожу забавным, — проговорил наконец Ян, — и непостижимым, что за долгие годы шутнице судьбе было угодно внушить мне влечение к единственной женщине на свете, которую мне следовало бы из принципа презирать.
Виола не сразу поняла смысл сказанного. На сердце потеплело от искреннего признания герцога, но осторожность взяла верх, и Виола решила не говорить ничего о собственных чувствах и мыслях, пока тщательно их не взвесит. А уж признаваться, что ее тоже безмерно тревожит и всегда тревожило необъяснимое притяжение между ними, она точно не собиралась.
Пытаясь быть рациональной, Виола сказала:
— Полагаю, хорошей идеей было бы поговорить о том, что произошло пять лет назад.
Ян с силой выдохнул и посмотрел на свои полированные туфли.
— Даже если это так и мы со всех сторон обсудим причиненное мне зло, этого будет недостаточно, чтобы восстановить справедливость.
— Так вот зачем я здесь? Чтобы помочь вам восстановить справедливость?
Герцог ничего на это не сказал. Когда молчание затянулось, Виола сцепила перед собой ладони и, скованная, чуть не падая с ног от волнения, храбро спросила:
— Много ли вы помните?
Герцог искоса посмотрел на нее и сощурился.
— Полагаю, сударыня, что главного я не забыл.
Она сглотнула ком в горле.
— Тогда вы должны помнить, как много я для вас сделала…
— Как много вы для меня сделали? — недоуменно оборвал герцог, выпрямляясь в полный рост и поворачиваясь лицом к Виоле. — Вы бросили меня там умирать, Виола.